Непоколебимая убежденность в «правильности пути» обнаруживается не только у последователей «Аум Синрикё», с которыми мне довелось беседовать, но даже у бывших членов секты, теперь относящихся к ней критически. Им всем я задавал вопрос, не жалеют ли они о том, что в свое время пришли в «Аум» и, став послушниками, выпали из реального мира и столько лет потратили зря. Почти все отвечали: «Не жалею и не считаю, что эти годы прошли напрасно». Почему? Ответ прост. В «Аум» они находили чистоту помыслов, которой не могли обнаружить в миру. Пусть в финале это обернулось кошмаром, но теплые, лучащиеся светом воспоминания, когда все еще только начиналось, живут в бывших «аумовцах» до сих пор, и заменить их чем-то другим совсем не просто.

Можно сказать, что в этом смысле путь «Аум Синрикё» по-прежнему жив для этих людей. Не хочу сказать, что когда-нибудь бывшие «аумовцы» вернутся в секту. Сейчас даже им стало ясно: по своему устройству «Аум» – очень опасная система, и за годы, проведенные в секте, было много противоречивого и неправильного. Насколько я понимаю, невозможно дважды вступить в одну и ту же реку. И все же у меня возникло ощущение, что «Аум» как идея в большей или меньшей степени еще живет в их душах как один из основополагающих принципов существования. Живет как идеал, имеющий конкретный образ, как память о свете, как оттиск изображения. И если однажды перед их глазами возникнет нечто, несущее в себе похожий свет (это нечто может быть связано с религией или не иметь к ней никакого отношения), они могут пойти за этим нечто, подчиняясь внутреннему зову, независимо от своей воли. В этом смысле самую большую угрозу для нашего общества представляет не «Аум Синрикё», а явления, которые можно назвать клонами этой секты.

После того как в подземке распылили зарин, все внимание общества сосредоточилось на «Аум Синрикё». Снова и снова задавался вопрос: «Как получилось, что люди с таким образованием, можно сказать представляющие элиту, оказались в непонятной и опасной новоявленной секте?» В высшем звене «Аум» действительно был целый ряд лиц, окончивших элитные учебные заведения (хотя это как бы выставлялось напоказ). Неудивительно, что это вызывало шок. Тот факт, что представители элиты с легкостью отвергли гарантированное им место в обществе и ушли в новую религию, свидетельствует о наличии роковых изъянов в современной японской системе образования. Об этом серьезно говорили многие.

Однако чем больше я беседовал и теми, кто еще оставался последователями «Аум», и с бывшими членами секты, тем больше убеждался: эти люди выбрали свой путь не вопреки тому, что относились к элите, а, напротив, именно в силу принадлежности к ней.

Может, это сравнение покажется неожиданным, но «Аум Синрикё» чем-то напоминает довоенную Маньчжурию. В 1932 году Япония создала там государство Маньчжоу-го 116 . Тогда тоже молодежь – продвинутые и энергичные технократы, технические специалисты, ученые – бросали насиженные места в Японии и отправлялись на материк, полный, как им казалось, новых возможностей. В большинстве своем они были молоды, полны честолюбивых замыслов, хорошо образованны и необыкновенно талантливы. Они считали, что не смогут найти эффективный выход своей энергии, пока живут в японском государстве с его насильственно-принудительной системой. Именно по этой причине они пустились на поиски новой обетованной земли, к которой легче приспособиться, где можно экспериментировать. В этом смысле – даже если иметь в виду одно это – их стремления были чисты. Они были идеалистами и вдобавок ставили перед собой «великую цель» – с уверенностью, что идут правильным путем.

Проблема заключалась в том, что всему этому не доставало чего-то очень важного. Сейчас нам понятно чего: верного, объемного понимания истории или, более конкретно, единства слова и дела. Красивые гармоничные лозунги типа «Гармония пяти рас», «Восемь углов под одной крышей» 117 стали жить самостоятельной жизнью, а неизбежно возникшая на этом фоне нравственная пустота утонула в кровавой реальности. И амбициозные технократы исчезли в бурном водовороте истории.

События, связанные с «Аум Синрикё», происходили совсем недавно, поэтому сейчас мы не можем точно определить, чего же не хватило на этот раз. Но в широком смысле, по-моему, к «Аум» применима описанная мною ситуация с Маньчжоу-го: отсутствие широкого видения мира и проистекающий из этого разрыв между словами и делами.

У каждого представителя научно-технической элиты, наверное, имелись свои причины отказаться от благ, которые им приносил наш мир, и уйти в «Аум». Но у них было и общее – то, что их объединяло: желание направить полученные специальные навыки и знания на службу более глубокой и значимой цели. Не мог не вызывать серьезных сомнений крупный капитал с его бесчеловечной погоней за голой выгодой и общественная система, в которой выхолащивались качества и усилия этих людей, да и сам смысл их существования.

Икуо Хаяси, распылившего зарин на линии Тиёда, что привело к смерти двух работников метро, с полным основанием можно отнести к такому типу людей. У него была репутация отличного хирурга, заботливо относящегося к своим пациентам. Именно потому что он был хорошим врачом, Хаяси перестал доверять современной медицине, в которой хватает противоречий и недостатков, и в итоге был вовлечен в активный духовный мир (блестящую, без единой пылинки, утопию), предложенный «Аум Синрикё».

Вот что пишет Хаяси в своей книге «"Аум" и я» о том, какое представление у него сложилось об «Аум Синрикё», когда он стал послушником:

Таким образом, Хаяси мечтал посвятить себя этой утопии и, не запятнав себя мерзостями земной жизни, через напряженные духовные практики прийти к тому, чтобы самозабвенно лечить людей и сделать счастливыми как можно больше пациентов. Чистые и искренние побуждения, признаю, и нарисованная им картина сама по себе великолепна. Но стоит сделать шаг назад – и станет абсолютно ясно, насколько далеки от реальности эти наивные рассуждения. В наших глазах представления Хаяси выглядят как некий непонятный пейзаж, созданный человеком, начисто лишенным ощущения перспективы. И тем не менее, если бы кто-то из нас был личным другом Хаяси в то время, когда тот собирался в послушники, и пожелал доказать ему, как он оторвался от жизни, это была бы необыкновенно трудная задача (хотя, возможно, теперь сделать это было бы еще труднее).

Однако, собственно, мы должны сказать доктору Хаяси одну очень простую вещь: «Реальность складывается из хаоса и противоречий, и, если их удалить, то, что останется, уже не будет реальностью. Можно подумать, что, следуя языку и логике, которые, на первый взгляд, представляются весомыми и обоснованными, кусочек реальности все-таки удастся исключить, но эта отброшенная действительность непременно будет поджидать вас где-то в готовности отомстить».

Впрочем, скорее всего, эти аргументы не убедили бы доктора Хаяси. Пустив в ход техническую терминологию и формальную логику, он дал бы им решительный отпор, красноречиво доказывая, сколь верен и прекрасен путь, которым он намерен следовать. Так что, вполне возможно, у нас не нашлось бы подходящих слов, способных победить эту логику, и в какой-то момент пришлось бы просто замолчать. Печально, но факт: слова и логика, оторванные от реальности, иногда имеют больше силы, чем реальный язык и логика (при этом каждое действие становится сопряжено с чужеродными элементами, камнем тянущими нас к земле). И в итоге мы расходимся в разные стороны, так и не поняв друг друга.